— Медсестра! Медсестра! Тут роженице плохо! Помогите!

Слышу голос но не понимаю, с трудом до меня доходит, что крик в палате подняли из за меня.

Уже через мгновения вижу лицо медсестры, которая охает и колет мне в капельницу коктейль из седативных вероятно, веки опять наливаются свинцом, я падаю в тьму спокойного сна без сновидений…

72

Просыпаюсь резко, от хлопка двери. Замечаю, как врач подходит ко мне. Тетя Варя несет в руках целлофановый пакетик с фруктами.

Подходит. Ставит рядом на тумбочку. Улыбаюсь слабо.

— Мамка твоя передала, я пока ее сюда не пускаю, — улыбается, извиняясь, а я смотрю в лицо женщины. Глаза у нее обеспокоенные, морщинки на лбу собрались, — Алина, как ты себя чувствуешь?! У тебя гемоглобин сильно упал. Много крови потеряла. Я с тобой цацкаться не буду, мы с тобой коллеги все же.

Слабо улыбаюсь на теплую улыбку тети Вари. Озираюсь по сторонам, ищу кувез с моим ребенком.

— Где мой сын, Варвара Борисовна, почему его до сих пор не принесли ко мне? Вы не бойтесь, я уже в порядке, справлюсь.

— Пока не могу разрешить.

— Хоть на несколько минуточек, я хочу подержать его на руках.

Хмурится, в глазах проскальзывает странное выражение.

— Ты пока отдыхай.

Хочет подняться, ловлю ее за руку, приподнимаюсь на постели и заглядываю в глаза.

— Тетя Варь, вы мне правду скажите. Я де чувству. Вижу, что-то не так!

— Все хорошо, — отвечает и взгляд отводит

А я чувствую, что лжет. Что-то не так.

— Правду скажите мне. Где мой сын?!

Напрягаюсь. Приподнимаюсь на постели еще сильнее. Тетя Варя опускает руки на мои плечи и укладывает обратно. Заглядывает мне в глаза.

— Тетя Варя, скажите мне правду. Что с моим ребенком?! — голос дрожит, — что… что с ним?! Я… Я должна увидеть его! Покажите мне моего сына! — слова вылетают рыданием.

Сердце сжимается. Что-то не так. Заливаюсь слезами, тетя Варя садится на мою постель, держит меня.

— Не дергайся, кровотечение начнется. Я второй раз тебя не спасу. Слишком много крови потеряла. Серьезно все, Алина. Очень серьезно. Соберись. С тобой как с врачом говорить будут. Только так. Сможешь?!

Киваю. Падаю на подушку и во все глаза смотрю на врача.

— Ателектаз легких у сына твоего.

— Ты будущий врач, Алина. Знаешь что это.

— У сына нерасправление легочных альвеол? — голос предает, дрожит, получается скорее сипом.

— Именно. Есть сложности.

— Это из-за того, что роды были тяжелые, он нормально не раскричался, да?! Легкие не раскрылись как-следует?!

— Не исключаю этот вариант. Обычно после периода функционирования в течение первых двух суток жизни легкие расправляются. Но у Владислава этого не происходит. Пока не критично. Но мы теряем время. Алина. Если на ситуацию не повлиять и случай станет тяжелым, то это грозит сердечной недостаточностью и пороками развития внутренних органов.

Пока мамина подруга апеллирует скупыми фактами, как из моего учебника, я понимаю, что сейчас не могу быть холодна. Нейтральна, как врач. За каждым термином стоит жизнь и судьба моего малыша. Его здоровье. Его будущее.

Как же это больно. Мне словно бетонной плитой придавливает все конечности.

Я хочу, чтобы мой мальчик рос, хочу видеть, как будет гонять в мяч с ребятами, как будет бегать, как вырастит и станет копией своего отца. Почему-то я не сомневаюсь, что Влад будет таким же…

Но все мои мечты и надежды на мое крохотное счастье решаться…

Как карточный домик, все идет прахом. Я так надеялась, что после месяцев тоски и боли по Лексу, я наконец-то обрету смысл жизни, но судьба ударяет с новой силой.

Моя ни в чем неповинная крошка…

Слезы катятся по щекам, их так много, что они мочат ночнушку…

— Не реви, Алинка. Слезами делу не поможешь, — отвечает тетя Варя и поднимает мое лицо за подбородок.

— Что мне делать?! Я не знаю…

— Бороться нужно. Не размякай, девочка. Ты прежде всего врач, Алина. Соберись. Ты в Москве училась. Наша гордость. Я в отделении всем тебя в пример ставила. Девчонку, которую с детства знаю, как в два года голозадая у меня в огороде бегала и всю клубнику мне истоптала, как цель поставила в лучший медицинский университет страны поступить. Как спала с книжками, а мне все мать твоя жаловалась, что изводит дочка себя пустыми мечтами. А я ей и тогда говорила, и сейчас тебе говорю. Жизнь — это схватка. А ты умеешь держаться за свое. Иначе бы не поступила. Не училась в столице. В деканате не работала. Из всех тебя выбирали. Без связей. Без денег. Своим примером показала, что можно к мечте идти. А теперь слушай меня. Сына твоего вытаскивать нужно. Срочно. И тебе это под силу, — улыбается краешком губ, обнадеживающе, — времени мало, но оно есть.

Хлопаю глазами.

— Что мне делать, тетя Варь? — тяну носом воздух и выдаю со всхлипом.

— Включать профессионализм, Алина. Ты врач от бога, это у тебя в крови. Так что убирай панику. Работай головой. Думай, что нам с тобой делать и как Владику твоему помочь.

Киваю. Слова Варвары заставляют включить мозг. Размышляю в слух.

— Владислав нуждается в кувезном режиме в отделении интенсивной терапии. Нужна вентиляция легких с положительным давлением на вдохе для механического расправления легочной ткани. В таких случаях показана инфузионная терапия для расширения бронхов.

Варвара Борисовна кивает:

— Ему аппаратура нормальная нужна, Алина. Мальчик крепкий. Я на своем веку много новорожденных повидала. Твой Владислав выкарабкается. Помочь ему нужно. Я тебе больше скажу — в столицу тебе вам нужно. Ты там училась. Связи должны остаться.

Замолкает на мгновение, осекается, взгляд опускает, а затем вглядывается в мои глаза.

— Ты отца его имя даже матери не назвала, делится со мной Клава всем, говорит, что тебе он сердце разбил, но все же жизнь сына на кону, может позвонишь ему…

Улыбаюсь. Сердце сжимается. Поднимаю взгляд на мамину подругу и реву горько.

— Если бы я могла… тетя Варь… я… ведь даже его номера телефона не знаю…

73

— Думай, Алинушка, думай. Я поставлю вас на учет, постараюсь выбить места, но у меня люди в очередях и по полгода ждут, а у Влада нет этого времени. Даже с пометкой срочно вам придется ждать месяцы, а у вас дни.

Киваю, губы трясутся, врач опускает пальцы мне на голову, гладит волосы.

— Все будет хорошо. Не теряй надежду, милая. После самой темной ночи всегда наступает утро. Я пока мамке твоей ничего не сказала…

Поднимаю глаза на добрую женщину.

— Не говори, тетя Варь, у нее сердце. И так аритмия все время, давление, да еще и это все.

— Знаю. Поэтому и с тобой говорю.

Молчит, а потом добавляет:

— Тут дело такое, у меня немного сбережений есть, я постараюсь кому надо впихнуть, чтобы тебя чуть вперед в очередь поставили, но этого не хватит…

— Спасибо, тетя Варь, за все, но не нужно.

Сжимаю кулаки, протираю слезы и уверенно смотрю в глаза женщины.

— Я вытащу своего сына. Чего бы это не стоило.

Улыбается.

— Вот теперь узнаю тебя, Вишневская.

— Мне телефон нужен.

— И почему-то я была уверена, что пригодится, — засовывает руку в карман и вытаскивает мой старенький серенький гаджет, который забрали, чтобы пациентка была в полном покое.

Врач кладет мобильник на мою постель, затем опускает руку на мои холодные пальцы. Подбадривает, слегка коснувшись. Затем удаляется, а я смотрю на пустую палату. Мои соседки на процедурах, есть время побыть одной и подумать.

Взгляд скользит к окну. Засматриваюсь на проплывающие облака. Белые. Пушистые. Легкие. Как бы мне хотелось стать перышком и лететь ввысь, забот не знать, боли не ведать.

Выдыхаю. Думаю. Сопоставляю. Прикидываю кому именно я могу позвонить с криком о помощи.

Декан?! Нет. Не вариант. Не после того, как я ушла из его кабинета, помню его угрозу, что с восстановлением у меня будут проблемы. Думаю, Филипп Константинович и вовсе забыл о моем существовании.